– Мне хочется сказать вам что-нибудь очень приятное, веселое.
***
– Теперь он только чай пьет на балконе, но ведь может случиться, что на своей одной десятине он займется хозяйством, и тогда ваш вишневый сад станет счастливым, богатым, роскошным...
***
– О, мое детство, чистота моя! В этой детской я спала, глядела отсюда на сад, счастье просыпалось вместе со мною каждое утро, и тогда он был точно таким, ничто не изменилось.
***
– Она хорошая, добрая, славная, я ее очень люблю, но, как там ни придумывай смягчающие обстоятельства, все же, надо сознаться, она порочна. Это чувствуется в ее малейшем движении.
***
– Если будешь молчать, то тебе же самому будет покойнее.
***
– Кончила. Теперь пойду. Ты, Епиходов, очень умный человек и очень страшный; тебя должны безумно любить женщины. Бррр! Эти умники все такие глупые, не с кем мне поговорить... Все одна, одна, никого у меня нет и... и кто я, зачем я, неизвестно...
***
– Приятно выкурить сигару на чистом воздухе...
***
– Ты довольна? Очень?
– Очень! Начинается новая жизнь, мама!
***
– Да.
***
– Сейчас один молодой человек рассказывал в вагоне, будто какой-то... великий философ советует прыгать с крыш... «Прыгай!», говорит, и в этом вся задача.
***
– И превосходно. Ведь одна минута нужна, только. Я ее сейчас позову...
– Кстати и шампанское есть. Пустые, кто-то уже выпил.
(А. П. Чехов, «Вишневый сад»)
Сделал Чехов подарок советской школе, даже особо напрягаться не пришлось, подгоняя под соответствующие шаблоны. Тренировка слепоты. Даже сейчас еще отголоски чувствуются, сколько лет прошло.
Ну да, «нищто не вечно». Мысль нехитрая, но как-то трудно её всё время держать в уме. Но этот самый вишневый сад как бы выпадал из этого правила. В нем сошлось всё самое прекрасное и самое ужасное. Его пытались забыть, его пытались сохранить, но совершенно не верилось в то, что и ему настанет конец. Кажется, что если душа, то по определению вечная. А тут, уупс! и уже стук топора. Ну и ладно, ну и пускай. Прожили столько лет без души, и еще столько же проживем. А некоторые в неё и не верят. Им еще легче. И опять ни одного светлого персонажа. Осматривает одного за другим, варьируется только степень гадливости. Яша конечно бьет все рекорды, типа вот она – молодость мира. А Фирс да, хорош, как раз для контраста. И в отличие от остальных пьес тут нет томности, все стали такие деятельные. Эхо будущей революции, хе-хе. Ладно.
Подумал, что Лема нужно им было послать на помощь. С его Солярисом. Тарковского. И душу есть чем порвать, и надеяться есть на что. Гипсовый муляж сада, поднимающийся из инопланетных глубин. Интересно, папаню с палкой тоже бы оживил? Шухарт вот сдюжил. Но Чеховские персонажи конечно слишком реальные. Им слабо.