(«Так говорил Заратустра»)
…
Хорошая вещь должна иметь свою цель,
если не пулей –
шмелем подлетать по путаной траектории.
Каждый путник видит свою постель,
пусть как формулу,
начирканную мелом на грязной доске
в пустующей аудитории.
Золотые пять букв, встающие над цепью гор,
как светило неугасимое –
з а ч е м
но во взгляде немой укор –
ну куда еще, если я такая красивая?
– Потанцуем?
Под этот трухлявый ритм
невозможно рук удержать на талии,
или в руках змею.
Сколько яда еще отдать
нам придется, живя в этом серпентарии?
Счастье уже было близко,
но шло само по себе
тополиными ветками, зарослями крапивы.
И тут не было никакого риска
пропустить – как бы ни были эти дорожки кри́вы,
все встречаются у фонтана,
как задумано, без обмана.
Без ума она, полагаясь на вдохновение,
долетела, упала и уснула в одно мгновение.
Походка указывает на ваши отношения с гравитацией –
любите, терпите или, может, готовы убить,
сделать дом околоземной станцией,
дышать по карточкам, регенерированную воду пить?
Промурлычь, когда будет готов ответ,
когда тени уютней улягутся на траве.
Кинули гайку с белым бинтиком,
пошли, пританцовывая, из вида не выпуская,
как хорошо быть забытым винтиком,
руки свободны, голова пустая –
пусть без нас работает механизм,
все жмут «в», ну а мы ради смеха «из».
И тут невольно вспоминается бетономешалка,
что делать, на этот раз не повезло. Жалко.
Смех как дыхательное упражнение,
слезы как водные процедуры,
улыбка как бесплатное украшение,
теплым взглядом закутались от простуды –
ветер музыку сносит от дискотеки,
– А давай пройдем вон до той аптеки?
– Дотанцуем. Ты ведешь, или это я
на бордюр забрался и иду, покачиваясь?
И мечта,
как
вы-
ли-
та-
я
из закатного солнца, под моей рукой обозначилась.
Невесомость привычный шаг делает трудным,
началось вращение – не остановишь,
слезы мокрый след на рубашке значком нагрудным,
они катятся, ты же их сердцем ловишь.
– Цело́вишь, цоло́вал, будешь цело́вить –
язык заплетается, слова забиваются в угол рта,
шепот, стон зверьком пробежит гортань,
на губе оставив каплю крови.
