Телефон давно сломался, причем как-то неопределенно. Нужно было снимать трубку особенно – с паузой, предварительно на нее нажав. Но и это помогало далеко не всегда. И вот решили с Е. все-таки не сидеть целый день дома – пошли, купили новый аппарат. Но этой ерунды оказалось недостаточно, чтобы хоть как-то структурировать время. Тогда взял более-менее полный сборник Ахматовой и решил прочитать от начала и до конца.
Слишком сладко земное питье,
Слишком плотны любовные сети.
Пусть когда-нибудь имя мое
Прочитают в учебнике дети...
Ну что же, это сбылось. Помнится, в школе урок назывался «литература» вполне условно. Скорее это была история сквозь призму литературы, а еще точнее – через идеологическую призму. Возможно, это было не так глупо...
Пока читал, не покидало ощущение, что эти строки – лишь окаменевшие клочки жизни, живой и понятной лишь тем людям, что сами давно стали строками в этих пресловутых учебниках. А те золотые слова, что превратилось в цитаты – лишь яркие вспышки в ворохе того самого «сора».
Мне очи застит туман,
Сливаются вещи и лица,
И только красный тюльпан,
Тюльпан у тебя в петлице.
Как-то так. Жалко, что эти редкие тюльпаны разобраны и размножены тысячами повторений. А так хотелось найти что-то личное.
И еще эта смерть, кровь и могилы... Все так конкретно, так неловко и уныло. Такое впечатление, что люди просто упивались всем этим тлением. Или его было так много и так плотно, что просто хотелось как-то выдавить из себя, пусть даже для этого нужно было писать стихи?
У берега серебряная ива
Касается сентябрьских ярких вод.
Из прошлого восставши, молчаливо
Ко мне навстречу тень моя идет.
В принципе, если эти стихи сначала разобрать, разломать, выбросить «лишнее», переставить кусочки, а потом снова склеить, то гармония может быть восстановлена. И если четверостишие выше – как промелькнувшая за одно мгновение жизнь, ничего уже не значащая и уходящая, то дальше – как врата рая. Причем какого-то мусульманского. Обещанного в обмен на приведение в действие взрывного устройства:
А дальше – свет невыносимо щедрый,
Как красное горячее вино…
Уже душистым раскаленным ветром
Сознание мое опалено.
Ну и иногда, как иллюзия необходимости зимы:
Хорошо здесь: и шелест, и хруст;
С каждым утром сильнее мороз,
В белом пламени клонится куст
Ледяных ослепительных роз.