Я глубоко ушёл в немеющее время,
И резкость моего горящего ребра
Не охраняется ни сторожами теми,
Ни этим воином, что под грозою спят.
Простишь ли ты меня, великолепный брат
И мастер и отец черно-зеленой теми,–
Но око соколиного пера
И жаркие ларцы у полночи в гареме
Смущают не к добру, смущают без добра
Мехами сумрака взволнованное племя.
(Осип Мандельштам, 4 февраля 1937)
Разве Рембрандт был мученик светотени? Да светотень была его единственной опорой! Женщины умирали, клиенты предавали, тюльпаны дешевели, добро распродавали... только и оставалось, что живопись, неизменно. Да и сам Мандельштам. Во что бы превратилась его жизнь в эти годы, если бы он не мог складывать ее в слова? Жуть. А так стал по-настоящему великим поэтом. Раньше вот про горящее ребро не писал, все больше про тоненький бисквит. А это не одно и то же.