Как водится, рассказы об искусстве сопровождаются сообщениями, подпитывающими интерес зрителей. Нет-нет, а прозвучит какая-нибудь головокружительная цена. Ее высота часто приятно контрастирует с «приземистостью», чуть ли не тривиальностью самого арт-объекта.
В этой серии был устроен целый хепенинг – МШ вынес во дворик своего замка стул и начал проделывать с ними всякие штуки – накрывать одеялом, обматывать веревкой, поджигать, ломать и т.д. Каждый шаг этого представления получал свое название, разъясняющее концепцию, фотографировался и оценивался. С каждым шагом цена росла, пока не достигла 1 млн. 500 тыс. фунтов. Ну, МШ потом криво улыбнулся и сообщил, что это была шутка. Но на шутку это не очень походило. Все так, и не надо скромничать.
Нельзя сказать, что актуальное искусство не стоит этих денег, так как его постоянно покупают и именно по такой цене. Более того, в нем, этом искусстве, определенно что-то есть. Если посмотреть на ситуацию изнутри, вот как на мистера Уоткинса, создавшего «Пусть коричневое = красное», то она может вызвать самое искреннее сочувствие. Да и сам МШ удивительный человек, и наверняка его картины (скульптуры, объекты и проч.) прикасаются к чему-то интересному и важному. Это не трюк, не обман, не глупость. Что-то есть, но это что-то стоит непропорционально больших денег. Более того, именно то, что оно стоит таких денег, является очень важным элементом конструкции. Примерно так же, как деталью номер один в автомобиле является мотор.
Искусство – это резиновый шарик. Раньше он надувался, как теперь бы сказали, «духовностью». Теперь он надувается деньгами. Пока шарики не надуты, они почти одинаковые. Но в надутом состоянии они приобретают различные формы, цвета и (это теперь главное) – размер. Размер, он, известно, имеет значение.
Удивительно еще и то, что даже те шарики, которые еще сравнительно недавно были надуты чем-то другим, теперь все наполнены исключительно деньгами. Невозможно заговорить о Ван Гоге, не упомянув при этом о результатах недавнего аукциона. Для бесценных полотен ту же роль выполняет стоимость страховки.
Шарики, созданные специально для надувания, как правило, имеют очень тонкие стенки. Не трудно представить, что какой-нибудь финансовый кризис или скромных размеров метеорит, пошатнет привычное благосостояние, и «Летающий Полиэтиленовый Пакет», станет просто мусором. И уже навсегда.
В то же время, иконы на стенах храмов могут потрескаться. Они могут осыпаться. Лица на фресках могут быть тщательно отбиты. Смысл изображения утрачен. Но сила останется. И легко представить, что когда-нибудь начнутся реставрационные работы. Которые будут стоить столько-то и столько-то и все закружится по-новой.
Но при этом возможность помолится перед ними остается при любых раскладах.
Если картина – это не элемент декора со своей скромной ценой, и не арт-объект с растущей капитализацией, то у нее есть еще один шанс. Стать предметом культа. При этом любые разговоры о цене начинают казаться кощунственными. Это может ограничивать творческий рост, но зато служит чудесным заменителем смысла.
Мне нужно на кого-нибудь молиться,
но хочется хоть что-нибудь продать,
рябит в глазах от этих сумм, но лица
чуть светятся во тьме. Уже не залатать
тех дыр в уме, что сеют серебром.
Я знаю – эта вещь была моим ребром.