chen_kim : «Вот ведь какая получается штука. Когда Пушкин попал в карантин из-за холерной эпидемии, и с ним приключилась болдинскаяосень, он очень обрадовался и напесал много всего замечательного. А если бы не было эпидемии – не было бы болдинскойосени. И получается, что все кто помер от холеры той осенью – померли не напрасно. А положили свои жизни на алтарь русской поэзии. И вообще. На алтарь.
Только сами они об этом не догадывались. И родственники их не догадывались. А только боялись умереть и плакали провожая тех кто уже умер.
Потому что мы не знаем общего плана. И не можем все время представлять свою жизнь относительно живущего с нами в одно время Пушкина, а только хлопочем о том, что можем понять. Ведь понять, что ты живешь и умираешь ради последней главы Евгения Онегина – совершенно невозможно.
Но надеюсь, что потом всем этим безымянным умершим героям рассказали об их вкладе в русскую литературу».
Тут, конечно, хочется эту мысль немного развить и заметить, что каждый из ныне живущих жив лишь потому, что миллиарды живых существ умерли до него. Или, в такой постановке вопроса, для него. И вот теперь мы, такие бестолковые и жалкие существа, не сумевшие даже обзавестись своей болденскойосенью, должны тяжело задуматься – а стоим ли мы такой немыслимой жертвы? С этой точки зрения рождение детей дает хотя бы иллюзорную надежду, что где-то там, еще через миллиарды смертей, кого-то ждет по-настоящему великая Болдинскаяосень. Вершина, так сказать, плана. А мы так, покорные ступени.
С другой стороны, так ли нужна эта болдинскаяосень? Даже сам вопрос о том, что же нам дает поэзия, тяжелый. Ну да, есть стихи, некоторые их читают. И что? Это интересно, красиво, это помогает жить, это… ну что еще? В самом ли деле это настолько важно, даже для тех, кому это важно? Я не говорю о поэтах, для которых это образ жизни, строение ума. А о читателях. Не будет стихов – будет что-то другое. Облака там, репка в огороде, истории у костра. Всегда что-то окажется. И будет настолько же важно и настолько же заменимо. Я вот никогда не смогу прочитать ни Рильке, ни Ли Цин-джао, потому как доступны лишь переводы, т.е. тени. А миллиарду китайцев никогда не прикоснуться к болдинскойосени. И что?
И понятно, что почти никто бы не согласился умереть за стихотворение, но это такая умиротворяющая мысль, что смерть наступила не от поноса, а ради болдинскойосени.
Все это забавно, но еще забавнее другое. Подобные рассуждения как-то меркнут перед этой заметкой о поэте и холере. Что-то есть в этой истории кроме смысла, довольно дырявого. Что-то более важное. Как в стихах.