разве что грушу
на шкафчике для раздевания,
и непонятно, что послужило толчком,
поводом для
рисования.
И вот, вспоминаю, что был момент,
когда выдали общественное задание –
родителям рисовать макет,
наглядное пособие,
расширяющее о природе
знание.
И произошло удивительное,
настоящее чудо, будто в другой мир приоткрылись
двери,
папа нарисовал картинок
с помощью той самой,
пачкающей лист, акварели.
Но не было и следа грязи,
на звонком листе ватмана проступил он самый –
окружающий мир,
не верилось, что это сделали вот эти руки.
Замок щелкнул
и, видно, меня защемил.
А уж если что отпечатается
в момент уязвимости импринтной,
будто стоишь, рот разинув,
перед поразившей воображение
витриной,
то получаешь не что-то отдельное,
а сразу весь гештальт,
как подошва ботинка всем своим рельефом,
потертостями и застрявшими камушками
продавливает раскаленный
асфальт.
И рисунок, очевидно бесконечно далекий
от того, принято называть мастерством,
и легший только мне в душу,
определил, что же будет потом.
Достичь совершенства в ненужном,
но все ж имеющем одну утилитарную цель –
далекий теплый огонек выдумать,
что как костер светит
пробирающемуся сквозь
метель.