своей точностью поразила,
знаем,
она зародилась
в ворохе каких-то сомнительных
аксиом.
Пойдем обратно,
по цепочке логических заключений
из заключения вывода
в поиске выхода
на славной горе
Сион.
Или будем жить
в замках,
сотканных из засаленных
миражей,
пока замок этот
не растает,
не уйдет весенней водой,
или просто
не вытолкают взашей.
Сосед сверху, что после обеда
поет романсы или что-нибудь из попсы,
выгнал свою жену
в полночь,
и она вышла из подъезда
с одной авоськой,
ругаясь,
а где-то вдали ей вторили
нервные бездомные
псы.
А на другой день
он пришел с работы –
а жена – оп!
врезала новый замок.
И как он ни торкался и не скандалил,
совладать с дверью
так и не смог.
Неужели где-то еще в утробе
уже была начертана эта сцена
и этот подъезд,
и шли годы, школьные годы,
и по радио передавали
про энный партии
съезд.
И каждая мелочь, каждое слово,
каждая промелькнувшая мысль,
двигала по клеткам костяную фигуру,
или нет, скорее,
как в носу
зеленую
слизь.
Хорошо бы точка
не завершала предложение,
не стояла тупо в конце,
а могла бы располагаться
где-то посередине,
да просто в любом месте,
где попадется,
где застыв дурацким
иероглифом на лице,
улыбка
зафиксировала положение,
где не то чтобы хорошо,
а хотя бы ворохом бухгалтерия
и от этого хаоса
легко,
смешно.