| Хайдеггер III |
[Feb. 14th, 2013|09:30 pm]
am.
|
«Высвободившееся любопытство озабочивается видением однако не чтобы понять увиденное, т.е. войти в бытие к нему, а только чтобы видеть. Оно ищет нового только чтобы от него снова скакнуть к новому. Для заботы этого видения дело идет не о постижении и не о знающем бытии в истине, но о возможностях забыться в мире. Оттого любопытство характеризуется специфическим непребыванием при ближайшем. Оно поэтому и ищет не праздности созерцательного пребывания, но непокоя и возбуждения через вечно новое и смену встречающего. В своем непребывании любопытство озабочивается постоянной возможностью рассеяния».
(Мартин Хайдеггер, "Бытие и время")
Взрослым – строить и прибирать,
детям – разбрасывать,
бить по кубикам, составившим
шаткую башню
ногой.
Ноешь,
типа я строил-строил,
а ты раз и
будто ничего и не было.
А он смотрит
и не понимает –
накой?
Это так весело – рассеивать, но не сеять.
Давай опять, что бы еще такое затеять!
Ночью не спит
машина
работает, складывает, обнимает свинцовыми ручками,
разноцветные кусочки стекла
сон – витраж.
Несколько архаично,
но каждый раз – как новое,
милое сердцу,
винтаж.
Вираж сюжета:
быт превращается в мыльную оперу.
Я – не я. Но условно
назовем это
мной,
как Митя влюбился в кралю отцовскую,
будто вывернулся из себя,
вернулся,
с нудной работы
домой,
а там безбашенное приключение
шуры-муры,
страсти, томление,
поведенческий
винегрет.
И сон шепчет:
как же ты жил, дожил, не знаю,
солнцем влюбленности
не согрет?
Ворох непокоя и возбуждения,
когда всё побоку,
и только в этом смысл.
Порох обобщенный вдохновенно выдумал
и историю личную
незаметно смыл.
Но ребенок в душе до сих пор прыгает,
любопытно ему,
и –
ба-бах!
Всё что сон с таким старанием выстроил,
в один миг разлетелось
в прах.
Сэло, робот, друг единственный,
тот сумел сделать сон,
ускользающий
спозаранку в тьму.
Утро, снег, остановка автобусная,
путь другие варят
свою кутью. |
|
