(Мартин Хайдеггер, "Бытие и время")
Взрослым – строить и прибирать,
детям – разбрасывать,
бить по кубикам, составившим
шаткую башню
ногой.
Ноешь,
типа я строил-строил,
а ты раз и
будто ничего и не было.
А он смотрит
и не понимает –
накой?
Это так весело – рассеивать, но не сеять.
Давай опять, что бы еще такое затеять!
Ночью не спит
машина
работает, складывает, обнимает свинцовыми ручками,
разноцветные кусочки стекла
сон – витраж.
Несколько архаично,
но каждый раз – как новое,
милое сердцу,
винтаж.
Вираж сюжета:
быт превращается в мыльную оперу.
Я – не я. Но условно
назовем это
мной,
как Митя влюбился в кралю отцовскую,
будто вывернулся из себя,
вернулся,
с нудной работы
домой,
а там безбашенное приключение
шуры-муры,
страсти, томление,
поведенческий
винегрет.
И сон шепчет:
как же ты жил, дожил, не знаю,
солнцем влюбленности
не согрет?
Ворох непокоя и возбуждения,
когда всё побоку,
и только в этом смысл.
Порох обобщенный вдохновенно выдумал
и историю личную
незаметно смыл.
Но ребенок в душе до сих пор прыгает,
любопытно ему,
и –
ба-бах!
Всё что сон с таким старанием выстроил,
в один миг разлетелось
в прах.
Сэло, робот, друг единственный,
тот сумел сделать сон,
ускользающий
спозаранку в тьму.
Утро, снег, остановка автобусная,
путь другие варят
свою кутью.