«… Оружие у нас было самое разное. Сабли мы делали сами: брали обруч от бочки, выпрямляли его, перерубив сперва зубилом, обматывали ручку тряпкой, получалась вполне приличная сабля. Кроме сабель у нас были ружья без прикладов, два револьвера, оба без барабанов, и немецкие каски. Все это мы нашли на свалке у Сальянских казарм. Там лежали на траве целые горы всякого оружия, стволы зениток, ручки от гранат, танки без гусениц и два самолета со свастикой. Говорили, что если там покопаться как следует, то можно найти станковый пулемет или противотанковую мину. Мы искали, но так и не нашли ни мины, ни пулемета».
Вот это да. Дедушка рассказывал про свое оккупационное Одесское детство. Из чего только не стрелял, чего только не взрывал. И ведь что-то не слышал историй, чтобы кто-то кого-то подстрелил случайно, в ходе этих т.н. игр. Хотя пистолеты были почти у всех. В рабочем состоянии.
«… А после этого все вместе пошли к новой соседке и сказали ей, что мы посадили другое дерево и ей не над чем больше плакать, только теперь надо быть осторожнее и не поливать его больше водой с поташом, и тогда все будет в порядке».
Как бы ни были убедительно нарисованы людские трагедии, а в этой истории всё равно жальче всего дерево. Вырубка скверов под автостоянки, срубленный клен на перекрестке во имя очередного рекламного щита, и апофеоз – огромная ель, украшение улицы, спиленная, чтобы поставить на Новый год перед администрацией – всё это как-то ближе, чем война.
