– Вы свой автомат ищете? – спросил я у немца.
– Да, – ответил Вальц. – Где он? »
(Андрей Платонов, «Неодушевленный враг»)
Было какое-то кино про маньяка, так он вместо того, чтобы сказать свой жертве: «Не ори!» говорил примерно так: «Почему это кричит? Хочу, чтобы оно замолчало!» Даже глючащему компьютеру обычно обращаются как к человеку, а тут старательно подчеркивается, что пленник – неодушевленное существо, некий объект для манипуляций, который функционирует неверно.
Такое ощущение, что на протяжении всех этих разговоров в воронке, присыпанный землей, гл. герой ведет себя очень похоже на этого маньяка, всё старается убедить себя, что его враг – нечто бездушное, инструмент в чужих руках. Зачем это нужно? Ну, враг и враг. Можно подумать, что это первая война на земле, и одни не пытались убить других подчистую уже стопятьсот раз. Вычти эту болезненную (или наоборот – естественную) страсть и получится самый обычный человек, с традиционными душевными заботами:
« – Все равно ты будешь убит на войне, – говорил мне Вальц. – Мы вас победим, и вы жить не будете. А у меня трое детей на родине и слепая мать. Я должен быть храбрым на войне, чтоб их там кормили. Мне нужно убить тебя, тогда обер-лейтенант будет доволен, и он даст обо мне хорошие сведения. Умри, пожалуйста. Тебе все равно не надо жить, тебе не полагается. У меня есть перочинный нож, мне его подарили, когда я кончил школу, я его берегу... Только давай скорее – я соскучился в России, я хочу - в свой святой фатерлянд, я хочу домой в свое семейство, а ты никогда домой не вернешься... »
Даже свое роботическое поведение Вальц описывает романтично:
« – Я не знаю ничего, я не должен знать, я меч в руке фюрера, созидающего новый мир на тысячу лет. Он говорил гладко и безошибочно, как граммофонная пластинка, но голос его был равнодушен. И он был спокоен, потому что был освобожден от сознания и от усилия собственной мысли».
А дальше больше:
«… Маленький комар-полуночник сел на лоб покойника и начал помаленьку сосать человека. Мне это доставило
удовлетворение, потому что у комара больше души и разума, чем в Рудольфе Вальце – живом или мертвом, всё равно; комар живет своим усилием и своей мыслью, сколь бы она ни была ничтожна у него, – у комара нет Гитлера, и он не позволяет ему быть. Я понимал, что и комар, и червь, и любая былинка – это более одухотворенные, полезные и добрые существа, чем только что существовавший живой Рудольф Вальц. Поэтому пусть эти существа пережуют, иссосут и раскрошат фашиста: они совершат работу одушевления мира своей кроткой жизнью».
Получается, что «не сотворить кумира» – это чуть ли не главная заповедь, во всяком случае, она важнее, чем запрет убивать. Главная вина Вальца – беспрекословное подчинение Гитлеру, это делает его ниже комара. Возможно, даже ниже неодушевленных сущностей, т.к. никто особенно не проклинает землетрясения, ураганы и наводнения. Вальц еще более неодушевлен чем они, мертв каким-то другим, отвратительным способом.
Говорят, что этот рассказ далеко не сразу напечатали, он казался подозрительным. Ну да, попытка сфокусировать пафос именно на фашизме не удалась. Наблюдается некая дифракция, не получается применить эти рассуждения только к фашизму. Очень быстро получается, что много кто подходит под это определение, почти все не лучше комара, и их нужно нещадно давить.
На самом деле, когда только начал читать и увидел всю эту диспозицию, то подумал, что оказавшись погребенными заживо, враги как-то смогут подняться над привычными поведенческим паттернами, как-то по-новому взглянут друг на друга. Но этого не произошло, получилась какая-то предсмертная политинформация. Вот что значит писатель – всегда найдет, чем удивить!