Не помню, как его звали.
Серёжа? Нет, не Серёжа.
Любила его? Едва ли.
А он меня? Не похоже.
Слова, интерьеры, позы –
всё доброй памятью стёрто.
Вручил мне букет мимозы,
встречая после аборта.
В стихотворении этом есть одна странность. Ну, я уже привык, что у В.П. из двух четверостиший одно можно выкинуть. И тут так же. Забавно то, что тут хочется выкинуть ударный фрагмент, ради которого наверно всё и затевалось. Позы-мимозы..., в этом чувствуется какой-то дух Вознесенского. Ну а аборт на восьмое марта с букетиком это конечно «правда жизни» и всё такое… Но перед правдой жизни как-то меркнет, как-то игриво для правды. И с логикой тоже что-то не то. Неужели их шуры-муры в интерьерах были еще хуже, чем этот абсурдный аборт, еще тяжелее это вспоминать? Типа интерьеры добрая память стерла, а букетик оставила?
И вот, повозмущавшить концовкой этого стиха, можно снова прочитать начало. И оно отличное:
Не помню, как его звали.
Серёжа? Нет, не Серёжа.
Любила его? Едва ли.
А он меня? Не похоже.
Чиста хокку. Кстати сказать, и классические хокку В.П. пишет здорово.