Лежала с закрытыми глазами, а с балкона дул приятный прохладный ветерок. «Зифир», – подумала Аглая в полусне, не понимая, почему ей пришло на ум это слово. Потом она уснула. Раскаты грома и появившиеся наконец вспышки молний (заметные даже с закрытыми глазами) наполняли окружающее пространство каким-то неуловимым движением.
Приснилось детство. Будто она купила большую красивую общую тетрадь и теперь рисует в ней схему космического корабля. К. сидит рядом и говорит: «А где же люк? Как заходить будешь?» И вот они уже во дворе на прямоугольнике асфальта. И Аглая ползает на корточках и перерисовывает свой корабль разноцветными мелками. Потом становится на кабину капитана и говорит: «А вот так!» И К. начинает смеяться и долго нудно объясняет про картинки, которыми иллюстрируют расширение вселенной, убирая мешающее воображению измерение.
В районе двигателя был прямоугольник, в котором находился нуль-акселератор. Изделие было настолько сложным и таинственным, что изображать его было нельзя. Тогда Аглая нарисовала на прямоугольнике эмблему своего космического флота: солнце с длинными стрекозиными крыльями, а под ним лук со стрелой…
Вечером позвала К. разобрать паспорту и по возможности сохранить картинку – сколько она себя помнила, та все время висела то в спальне, то в коридоре, то в детской. Рассказала про сон.
К. сказал, что ее корабль называется Ашшур. Как это часто бывает – начинается все с малого. Этот Ашшур был скромным покровителем аккадского городка. Но потом город стал набирать силу и вес, и Ашшур прибирал к рукам все больше и больше. Все стали ему подчиняться: и мудрецы, и воины, и судьи, и сильные мира сего. И стал он творцом вселенной… «Так что, – сказал К., выбрасывая осколки в мусорное ведро, – продолжай свой одинокий полет на двумерной ракете, только не поворачивай резко – еще что-нибудь разобьешь».