Уил решил начать свой день с худшего. На блюдце сидела еще с вечера заготовленная жаба. По плану её предстояло съесть живьем. Уил посмотрел жабе в глаза, потом на её лапки. Одна свесилась с края блюдца и подрагивала. Уил, не отрываясь от табурета, дотянулся и аккуратно развернул блюдце так, чтобы жаба стала больше напоминать еду. Что делать дальше было непонятно. Взять её как гамбургер двумя руками и откусить? Порезать на кусочки? Останется ли она при этом живой? И не скажет ли чего? «Нужно было поискать, чтобы помельче...» – подумал Уил. Хотя чего там, проглотить целиком даже маленькую жабу было невозможно. Чем дольше он сидел, тем лучше понимал смысл слов «ел её глазами». Жаба, похоже, перестала нервничать. Да и Уил устал себя подначивать, повторять про себя: «ну же, ну... сейчас... раз – и всё... давай уже...» И тут он почувствовал, что уже ест, это совершалось как-то помимо его воли. Вот блюдце опустело, Уил потер ледяные ладони о полы халата, и жаба тоже что-то там сделала внутри, от чего на душе стало спокойно и радостно.
Нам утро обещало быть мудрей,
но это у него не получилось,
лишь только что-то сквозь окно лучилось,
кралось и выбегало из дверей.
Где зайчик солнечный? Нахально ускакал,
напрасно мы ловушки расставляли.
Быть может повторить под вечер? Вряд ли.
Безжизненный у лампочки накал.
Лишь ночью, когда светит изнутри,
между зеркал бежит калейдоскопа,
и оживляет пустоту витрин
души неугасимого десктопа.
Нам утро обещало быть мудрей,
но это у него не получилось,
лишь только что-то сквозь окно лучилось,
кралось и выбегало из дверей.
Где зайчик солнечный? Нахально ускакал,
напрасно мы ловушки расставляли.
Быть может повторить под вечер? Вряд ли.
Безжизненный у лампочки накал.
Лишь ночью, когда светит изнутри,
между зеркал бежит калейдоскопа,
и оживляет пустоту витрин
души неугасимого десктопа.