Ломали старый деревянный дом.
Уехали жильцы со всем добром –
С диванами, кастрюлями, цветами,
Косыми зеркалами и котами.
Старик взглянул на дом с грузовика,
И время подхватило старика,
И все осталось навсегда, как было.
Но обнажились между тем стропила,
Забрезжила в проемах без стекла
Сухая пыль, и выступила мгла.
Остались в доме сны, воспоминанья,
Забытые надежды и желанья.
Сруб разобрали, бревна увезли.
Но ни шаг от милой им земли
Не отходили призраки былого,
И про рябину пели песню снова,
На свадьбах пили белое вино,
Ходили на работу и в кино,
Гробы на полотенцах выносили,
И друг у друга денег в долг просили,
И спали парами в пуховиках,
И первенцев держали на руках,
Пока железная десна машины
Не выгрызла их шелудивой глины,
Пока над ними кран, как буква "Г",
Не повернулся на одной ноге.
(Арсений Тарковский, 1958)
> Но ни на шаг от милой им земли
> Не отходили призраки былого
Получается, что все призраки развеялись, лишь только когда пришло что-то новое? Т.е. окончательная смерть лишь с появлением новой жизни? Уж не знаю, грустить тут нужно или радоваться. Наверно и то и другое.
К концу как-то особенно сильно слова забивает, как гвозди. Вдохновение только возрастает:
> Пока железная десна машины
> Не выгрызла их шелудивой глины,
> Пока над ними кран, как буква "Г",
> Не повернулся на одной ноге.
В такие моменты меня не покидает ощущение, что поэт пожертвовал правдой в угоду красоте (силе слова). Да, стих сильный, не знал про него.
А вот еще. Не такое болезненно-конкретное, но как бы про то же:
* * *
нектар таскали и пыльцу
сквозь сотни трудных миль
но время подошло к концу
пора валиться в пыль
ум посерьезнее чем мой
велит свернуть дела
зачем тогда я был пчелой
зачем была пчела
ум посерьезнее чем мой
идеей обуян
что жизнь была один сплошной
оптический обман
что уж мираж в густом хвоще
и аист и вода
и никакой пчелой вообще
я не был никогда
а я уже лежу в пыли
и возразить нельзя
но все-таки цветы цвели
их хватит за глаза
все лето в толчее речной
я трогать их любил
вот почему я был пчелой
вот почему я был
(Алексей Цветков)
Пока размышлял о русских поэтах, из недалекого прошлого и настоящих, имел неосторожность вспомнить про Дм.Б., и попытался его как-то классифицировать. Расположить на своей шкале восприятия. Получилось в его стиле, почти стихи: талантливая душонка. А потом подумал, что это еще советский тренд. Там-то они и завелись.
