Топограф, скептически взглянув на эту диспозицию, сказал:
– Скучно живете.
Наблюдатель обиделся:
– Для веселья нужны силы. Где взять? Вы, как топограф, должны заметить, тут с запада на восток уклон. Так я видел пешехода, который шел со стулом в руках. А на перекрестке поставил его и присел. Ждал, пока загорится зеленый. И это он под горку шел! И сидел секунд тридцать.
– Чего силы? – не понял Архиватор, – Дай вам силы, так вы всё на слом пустите. Уже забор куда-то дели. Дверь узорная на одной петле держится. А через дорогу, под резными наличниками, пластиковый плакат приколочен: «Помощь для компьютеров на дому». Суицидальной расцветки.
– Вонючие узоры! – не удержался Санитар, – Зачистить бы всё для начала. И клумбы эти ваши искаканные тоже. Видели этого чувака с пятнистой собакой? Как сам рядом не усядется. И всё за поводок дергает, дергает. Он бы у меня подергался! Зафиксировать, зачистить, а потом уж и думать.
– Если всё зачистить, так и фиксировать ничего не придется. – Системный Администратор неприятно хихикнул, – Полегче там с зачисткой. Нашли uninstall – жмите, а нет, так поди, удали! Оно ж всё само в себя вросло, не знаешь, за какой конец тянуть. Подмести захочешь, так от каждого обжовка нитка тянется. Забор качнешь – крыша съедет.
– А не надо качать! Подпереть рука не поднимется?
– Переть вот только на красный не надо. Встал на перекрестке и жди зеленого человечка.
– Когда они еще прилетят, человечки ваши зеленые!
– Одиночество заело?
Участники обсуждения посмотрели друг на друга и вдруг захохотали.
– Что-то в самом деле заело в нашем механизме, – сказал, смахивая слезу, Санитар, – а раз так, то попытка не пытка, пусть пощупают наши мозги, может посвежее будет.
Ник Чка раскрыл папку с документами и подписывал, не глядя, лист за листом. Разбираться во всех этих хитросплетениях желания не было ни малейшего. Главное решиться, а на что – этого может быть лучше и не знать. К тому же по новому законодательству все переговоры подразумевали видео-фиксацию, и никакое юридическое крючкотворство не могло отменить суть. А по сути, начало трансформации ограничивалось имплантацией калькулятора. Никто не спорил с тем, что быстро и безошибочно считать – это хорошо.
Так. В северо-западном квадранте, почти прижавшись к бревенчатой стене, заслоняя дыры выдранных с корнем окон, залепленных пластиковыми пломбами стеклопакетов в бурой бороде герметика, появился тонкий слой искрящегося тумана. Приметно пара метров по диагонали. Особенно красиво было перед сном – окружающий мир становился плоским, бесцветным, тонул в сумерках. А калькулятор тлел живым ночником, будто приглашая посчитать овец. Да и без овец. Сложить мелочь в маршрутке, или, подходя к кассе гастронома, точно знать общую стоимость покупок и выгоду от выпавших скидок. На вечеринке удивить народ каким-нибудь арифметическим фокусом. Со временем завёлся и чудак по кличке Простой. Уходил в калькулятор, о чем-то они там шептались и перемигивались. А потом он вываливался и еще долго смотрел, как мерцает зеленым некое 4398042316799. Уже немало таких друзей себе насчитал.
Ник Чка смотрел на доктора Оливера.
– Что дальше? – переспросил доктор Оливер, взял остро оточенный карандаш и стал водить по списку. – Калькулятор, расширитель памяти, контролер эмоций, будильник… пока все инсталляции прошли более чем успешно. Да разве вы сами не чувствуете себя другим человеком? Просто – человеком. Это же должно звучать гордо, и всё в нем должно быть прекрасно. Хе-хе… Вот прошлый модуль – стильконтроллер. Вы наверно и внимания не обратили, но на первый сеанс вы пришли в драных носках. Нервно стащили с ноги туфлю, а там дыра. Нет, две дыры, еще какая-то сбоку, никогда такого не видел! А сегодня вы стильный молодой человек. Я думаю, что пора менять архитектуру.
И вот пришел демонтаж. Будто нити дождя спустились с вышины, будто тысячи тонких прозрачных рук. Они поднимали неподъемное, отделяли неотделимое, находили потерянное, и ни один кирпич, ни одна щепка не убереглась от их деятельного внимания. Дохлый клоп, прилипший под обоями, хлопья облупившейся краски, ржавый погнутый гвоздик – всё брали эти руки, обнимали и целовали, укладывали по ящичкам необозримого архивационного комода. И в то же время по этим осколкам, гнилушкам, плевкам восстанавливался первоначальный вид, весь процесс, смысл целого. Дом становился домом, каждый вздох в нем, каждая взлелеянная надежда, каждая воплощенная мечта фиксировалась чертежом, списком, кибермоделью. Вскоре улицы полностью скрылись за пеленой дождя, а когда он прошел, лишь две безымянные полосы пересекались под прямым углом. И тогда Летчик подошел к Поэту. Теперь их было только двое – он и она. Они стояли на перекрестке, окруженные окнами гаджетов как лепестками, они затаились в сердцевине этого цветка.
– Почему мы всё еще здесь?
– Они не заметили дороги. Думали, что это лишь асфальт с проложенными под ним трубами.
– Теперь и они разложены по ящичкам трупами.
– А мы не из этого теста.
– И нет нам в тех ящиках места – Поэт засмеялась.
– Но что-то мы должны сказать на прощенье? Сложи, кто тут у нас поэт?
Где мертвых душ чуть сладковатый запах,
где истребителем наперерез,
на пепел мягкий колкий пепел лез
позёмки складки в романтических зигзагах.
Где свет очей гнилушками во тьме.
Он мертвый, но как светится в потемках!
Еще обнимемся, обнимемся в потомках,
ведь мне
пока не надоело. Ну, побудь!
Или хотя бы путь не позабудь.
Больше здесь делать было нечего. Когда-то живой Ник Чка вышел из инкубационного бокса. Он приветливо улыбался персоналу, приятно пах, и в глазах его светилась мысль. Не беспокойная мысль затравленного существа, а ровный огонь концентрированного знания. Каждое его движение, руководимое рассчитанной спонтанностью, было прекрасно. Но Летчик уже не смотрел его глазами, а Поэт не отбивал ритм его сердцем. Они улетели. В мире еще пока рождались существа, за которых можно было зацепиться. Новый перекресток, как тонкие линии в оптическом прицеле. Оставалось только задержать дыхание и нажать.
