«… К. насторожился. Значит, Замок утвердил за ним звание землемера. С одной стороны, это было ему невыгодно, так как означало, что в Замке о нем знают все что надо и, учитывая соотношение сил, шутя принимают вызов к борьбе. Но с другой стороны, в этом была и своя выгода: по его мнению, это доказывало, что его недооценивают и, следовательно, он будет пользоваться большей свободой, чем предполагал. А если они считают, что этим своим безусловно высокомерным признанием его звания они смогут держать его в постоянном страхе, то тут они ошибаются: ему стало немного жутко, вот и все…»
Очень странное место буквально в самом начале романа. Что бы это значило?
Плохо, когда тебя не признают. Вот только что читал о первых отзывах об импрессионистах: «… Le Figaro 1876 год. Заметка критика Альберта Вольфа, посвященная второй выставке импрессионистов: «Пятеро или шестеро сумасшедших художников (одна из них женщина) продемонстрировали всю глупость своих амбиций... Ужасающее зрелище человеческого тщеславия, граничащего со слабоумием. Кто-то должен объяснить Писсарро, что деревья никогда не бывают фиолетовыми, а небо не может быть цвета свежего сливочного масла...»…» Но это непризнание создает некое напряжение, интригу. Это напоминает натяжение тетивы лука. Вполне возможно, что стрела будет все-таки отпущена и попадет в цель. Хотя, многие так и не дожили до этого момента попадания.
Другая же крайность не лучше. Хуже.Тебя спрашивают: «Ты кто?» И когда даешь ответ: «Я – художник (ученый, журналист, землемер – не важно)», то тебе говорят: «ОК. Художник, так художник». Примерно как в психбольнице: «Ты кто? Наполеон? Ну хорошо, иди прими свои таблетки и баиньки». С тобой даже не спорят. И дальше все развивается именно таким образом, как стало происходить с К. То помощник учителя, то вообще неизвестно кто. А «землемер» – это так, почти кличка.