Войлок перекочевал из прошлого. Читаем: «… последнее, что я помню, было то, что было уже слишком поздно, чтобы прыгать, слишком поздно для того, чтобы открыть парашют. Наверное, это было за секунду до удара о землю. К счастью, я не был пристёгнут. Я всегда предпочитал свободу от ремней безопасности… Мой друг был пристёгнут, и его разорвало на части при ударе – не осталось почти ничего, что было похоже на него. Самолет врезался в землю, и это спасло меня, хотя я и получил травмы костей лица и черепа… Тогда хвост перевернулся, и я был полностью похоронен в снегу. Татары нашли меня день спустя. Я помню голоса, они говорили «Вода», войлок из палаток, и сильный запах топленого жира и молока. Они покрыли мое тело жиром, чтобы помочь согреться, и обернули в войлок, чтобы сохранить тепло».

В первый раз я оказался на выставке современно искусства в 88-м году, на Гюнтере Юккере. По тем временам выглядело это диковато. А по нынешним так, почти классика. Потом почитал, что все эти его «пепельные люди» – «зарисовки» с натуры. Именно такие следы он видел во время войны. Тоже вот немец и тоже побывал в боевых действиях. Ну и пепел не утратил своей актуальности. Вскоре Юккер использовал его в работах, посвященных Чернобылю.
Подумал о том, что современное искусство лучше всего приспособлено для таких «репортажей». Скажем, Верещагин может нарисовать пирамиду из черепов, но это как-то вяло. Язык актуального искусства – язык войны. Наверно поэтому так нелепо выглядят современные поделки, посвященные проблемам гламура.